Что можно предпринять для его сохранения? Способно ли мировое сообщество защитить исторические памятники в Крыму?
Об этом рассказала бывший директор музея-заповедника «Ханский дворец» Эльмирой Аблялимовой.
– Расскажите, что представляет собой Бахчисарайский историко-культурный заповедник?
– Заповедник насчитывает более 100 объектов, в том числе и комплекс «Ханский дворец» в Бахчисарае. Это и дворцовая площадь, и конюшенный корпус, библиотечный и главный корпусы, где сейчас находятся основные экспозиционные залы, гарем, персидский дворик, «Соколиная башня», ханское кладбище, большая и малая Ханские мечети, набережная с тремя мостами. Это огромный комплекс зданий и сооружений 16-18 века.
Ханский дворец уникален, поскольку является единственным дворцовым комплексом династии Чингизидов, это единственный комплекс архитектуры Крымского ханства. Это духовный стержень крымских татар, единственный сохранившийся объект, который подтверждает трехсотлетнюю государственность коренного народа на этой территории.
Начиная с 17 века, Ханский дворец всегда был в центре политической жизни крымских татар. Первый Курултай во главе с Номаном Челебиджиханом в 1917 году был проведен именно в Ханском дворце. Наши первые делегаты давали свою клятву перед народом тоже в Ханском дворце. Он имеет очень большую ценность, большой символизм для крымскотатарского народа.
– Расскажите о времени, когда вы руководили заповедником. Что происходило тогда?
– В 2014 году я работала в Бахчисарайской райгосадминистрации и четко поняла, что не буду работать на государственной службе: мы давали присягу, как украинские госслужащие. Региональный меджлис рекомендовал меня на должность руководителя заповедника. Раньше у нас были проблемы с руководителем Бахчисарайского заповедника Валерием Науменко, в связи с его нежеланием изучать определенный пласт истории, дискриминационным отношением к крымским татарам, которые работали там. Для меня это было большой честью, самой большой задачей было сохранение объекта и развитие этого пласта крымскотатарской культуры. Назначение проходило сложно, оно сопровождалось митингами протеста. Но, как мне показалось, нам удалось создать в заповеднике конструктивную атмосферу.
– В каком состоянии Ханский дворец был до российской аннексии?
– На этот вопрос нельзя ответить однозначно. Бахчисарайский заповедник до 2014 года находился в управлении республики. Все вопросы, связанные с его развитием, упирались в Министерство культуры Крыма, Совет министров АРК, Верховную Раду Крыма. Надо помнить, что в Крыму тогда развивались пророссийские, открытые татарофобские настроения. Все вопросы, связанные с крымскотатарской культурой, историей, традициями, на определенном этапе тормозили, на это влияли политические процессы, происходившие в Крыму. Например, не решался вопрос необходимости поднять статус заповедника до национального, это требовалось для его номинации в списки ЮНЕСКО. Было очень трудно убедить депутатов Верховного Совета Крыма – тех самых, которые впоследствии помогали оккупации.
Я уже не говорю о финансировании. С 2000-х годов три крупных заповедника Крыма перевели на самоокупаемость — Бахчисарайский, Ливадийский музей и Воронцовский дворец. Такое решение было губительным, объекты культуры лишили госфинансирования. Объяснялось это тем, что заповедники очень много зарабатывают и могут себя содержать. Но заповедник — это комплекс, где работают около 200 человек, которые получают зарплату. Есть коммунальные платежи, текущие расходы, но есть и расходы, связанные с археологической, исследовательской деятельностью, реставрацией объектов. В результате полученные от продажи билетов средства заповедники тратили на текущие нужды, о расходах на науку и развитие речь даже не шла. Это привело к тому, что отдельные объекты, действительно, нуждались в реставрации. При этом сейчас некоторые крымские политики обвиняют в сложившейся ситуации Киев, и это большая манипуляция, поскольку вина лежит на них самих.
– Работы, которые российская власть Крыма называет реконструкцией, реставрацией, эксперты называют уничтожением. Почему?
– Даже в терминологии есть элемент манипуляции. Иногда мы видим применение термина «реконструкция», иногда – как в случае с общественными слушаниями, которые недавно проводили в Крыму, – используют термин «ремонтно-реставрационные работы». В документах мы видим другое название: первоочередные противоаварийные работы. На мой взгляд, то, что происходит, это реконструкция, что непозволительно: применяются обыкновенные строительные нормы к памятнику 16 века. Тут речь должна идти исключительно о реставрации.
Мы не видим проекта, не видим научную экспертизу. Была экспертиза только на стоимость объекта, но насколько правильно были приняты инженерные решения – об этом умалчивается. Перед началом работ должен быть проведен целый спектр исследований, которые ответили бы на вопросы: насколько стены могут выдержать нагрузку, каково состояние грунта под зданием, в каком состоянии находится черепица, какова ее влагоемкость?
– Российские власти Крыма утверждают, что работы в Ханском дворце проводят для сохранения объекта, недавно прошли общественные слушания по этому поводу, большая часть заявлений сводилась к тому, что многие элементы Ханского дворца пришли в негодность. Что вы думаете об этом?
– Это просто заявления, было бы правильнее показать результаты исследований. Я внимательно следила за этими слушаниями, у них было несколько месседжей. Первый из месседжей, которые я услышала, это: «Нам выделили средства, и мы должны их освоить». Второй – слова проектанта о том, что крыша (Ханского дворца – КР) была очень сложной конфигурации, и там было мало свободного места, поэтому не могли установить дублирующие конструкции, и поэтому сняли всю крышу. Что касается черепицы, я услышала, что было очень сложно найти такую черепицу в Бахчисарайском районе, а работники при счистке черепицы могли ее повредить, поэтому заказали итальянскую. И еще был один четкий месседж: «Если нашим потомкам не понравится, они могут это изменить».
– Наши слушатели задают вопрос: почему плохо то, что перекрывают крышу на Ханском дворце? Ее и раньше могли перекрыть, и в прошлом веке могли перекрыть. В чем трагедия?
– Мы теряем подлинность этого объекта. Ханский дворец – это комплекс, его общие репрезентативные функции будут нарушены, потому что испанская черепица – совершенно другого цвета, формата, конфигурации. Она будет исключена из общего контекста. Мы лишаемся огромного пласта исследований, связанных с ремонтами дворца. Такое отношение к черепице не позволит в дальнейшем прибегнуть к обратимости работ. Нельзя будет вернуться к первоначальному виду: нет уже аутентичных балок, мы их не восстановим, нет черепицы, поэтому большой пласт этого памятника мы потеряли.
Мы сейчас работаем с исследовательскими организациями в Киеве. Пока еще не получили заключения, но обсуждали, как надо было снимать эту черепицу. Ее нужно было, как минимум, пронумеровать, исследовать на историческую ценность. Там есть черепицы с клеймами, которые оставляли мастера, часть черепиц была покрыта глазурью. Эта работа не была проведена.
– На ваш взгляд, чего добиваются российские власти, уничтожая памятники истории и архитектуры коренного народа Крыма?
– На мой взгляд, в России не существует этнополитики, там усилия направлены на ассимиляцию населения, стирание его исторической памяти. Мне кажется, в Крыму применяется эта калька, чтобы намертво вбить пропагандистские лозунги в головы крымчан, исключить крымскотатарскую составляющую Крыма. Мы не вписываемся в идеологию, которую они проводят в Крыму. Это народ, который практически в полном составе не принял оккупацию, который продолжает сопротивляться и является магнитом для всех людей, для которых слова «свобода», «права человека», имеют большую ценность. Идет целенаправленная политика по уничтожению коренного народа. Заставить его замолчать, вынудить к эмиграции.
